Протоиерей Владимир Воробьёв
Фрагмент воспоминаний о жизни с Николаем Евгеньевичем Емельяновым

С Николаем Евгеньевичем Емельяновым, тогда просто -- Колей, меня познакомил его "дедушка" -- Иван Алексеевич Черданцев, с которым мы жили летом на одной улице, на "42-м километре" по Казанской железной дороге. В бытность свою в Киеве он женился на своей землячке, Зинаиде Владимировне. В 1934 году Иван Алексеевич стал заслуженным деятелем науки. Зинаида Владимировна тоже стала профессором, но, в отличие от мужа, сохранила веру, и Иван Алексеевич рассказывал, как однажды он дал ей прочесть книгу Г. В. Плеханова, чтобы сделать ее взгляды более прогрессивными. Она прочитала и сказала: "ругательство -- не доказательство" и нисколько не поколебалась в вере. У них родился сын, который, к глубокой скорби родителей, через несколько месяцев скончался. В 1938 году Иван Алексеевич был выдвинут для избрания в члены-корреспонденты АН СССР, но по клеветническому доносу был внезапно арестован, очевидно, его "убрали" с чьей-то дороги из соображений конкуренции, хотя политикой он не занимался, партийным не был, в Бога не верил. Вместо звания члена-корреспондента Иван Алексеевич получил 10 лет лагеря и полное одиночество после освобождения, так как жена его, Зинаида Владимировна, умерла, пока он был в заключении.

В период своего заключения Иван Алексеевич обрел пламенную веру, и всю свою оставшуюся одинокую жизнь он посвятил молитве, церковной жизни, делам веры, ее проповеди, насколько в те годы это было возможно. Последние годы своего срока Иван Алексеевич работал в "шарашке", в подмосковном городке Кучино вместе с вольнонаемным инженером -- Евгением Алексеевичем Емельяновым, отцом Николая Евгеньевича. После освобождения в 1948 году он продолжал жить на территории объекта, так как его квартира была конфискована. Когда умер Евгений Алексеевич, бабушка Коли пригласила домой Ивана .Алексеевича, и осиротевший Коля ему очень понравился Увидев его отличные способности, он стал с ним заниматься математикой и исподволь разговаривать о смысле жизни. Коля ответил ему искренней и горячей любовью и по совету Ивана Алексеевича после школы поступил на мехмат МГУ.

В 1955-1956 годах Иван Алексеевич был реабилитирован и ему вернули или как-то возместили конфискованное имущество Это была одна комната в коммунальной квартире в Москве на Малой Бронной и дача по Парашютной улице на "42-м километре". Комнату он разделил на две половины, так что в каждой осталось по одному окну, и обе получились очень узкими. В одной половине он поселился сам, а другую отдал Елене Александровне Ячевской, которая помогла ему после освобождения. Дача была занята бывшим директором хлебозавода. Иван Алексеевич разделил с ним участок и дом пополам, достроил свою половину и подолгу жил там.

Мне было лет 15-16, когда от своей мамы, Евгении Павловны Воробьевой, я услышал, что на нашу улицу в свой дом вернулся Иван Алексеевич Черданцев после долгого заключения. Мама пригласила его к нам. Благообразный старец, седой, красивый, небольшого роста. Лицо необычного, замечательного человека. Помню, был долгий разговор, потом мама сказала, чтобы я проводил Ивана Алексеевича домой. Мы шли по темной осенней Парашютной улице, и Иван Алексеевич спрашивал меня, как я понимаю "Легенду о Великом инквизиторе" из "Братьев Карамазовых" Достоевского. Мой ответ ему понравился, он пригласил меня заходить. Так начались мои отношения с ним. У него постоянно появлялась какая-либо самиздатская литература. Потом я узнал, что снабжал его этим чтением Николай Евграфович Пестов. Иван Алексеевич давал нашей семье читать написанную им и напечатанную на машинке замечательную повесть из жизни его семьи -- "Странную историю". Потом он дал прочесть самиздатское издание о явлении Божией Матери в Лурде, потом -- про Туринскую плащаницу. Летом 1958 года после окончания школы меня с Салтыковыми -- моими двоюродными братом и сестрой -- отпустили в первую самостоятельную поездку в Киев, в котором раньше мы не бывали. Иван Алексеевич принял это близко к сердцу и собственноручно нарисовал нам подробную карту горячо любимого им смолоду Киева, заботливо рассказал, куда нужно обязательно сходить. Эта поездка была незабываемой, прежде всего потому, что мы побывали в еще действовавшей Киево-Печерской лавре, вскоре после этого закрытой Хрущевым. Рассказываю все это в уверенности, что в общении Коли Емельянова с Иваном Алексеевичем было много похожего.

Иван Алексеевич опекал нескольких молодых людей и девушек и, чтобы как-то "оформить" эту свою маленькую общинку, договорился с ними, что они будут называть его "дедушкой", а он их будет считать своими "внуками".

Однажды, примерно в 1959 году, я встретил на даче около нашего дома Ивана Алексеевича с молодым человеком. Он познакомил меня с ним: "Это Коля Емельянов". Коля спешил на электричку, мы тут же простились. Я уже знал, что Коля самый близкий "внук", но пока еще некрещеный. Через некоторое время я спросил Ивана Алексеевича при встрече: "Ну как Ваш Коля, не надумал еще креститься?". Он ответил: "Да нет, я ему говорю креститься, а он жениться хочет". 20 февраля 1960 года Коля вступил в брак с Оксаной (Оксаной Васильевной Занченко), тоже учившейся на мехмате.

Наверное, в начале 1960-х годов я встретил Емельяновых -- Колю с Оксаной в метро около эскалатора. Они спустились, я шел подниматься. Поздоровались. Летом 1966 года я тоже женился, и мы с моей женой Олей осенью были приглашены к Ивану Алексеевичу в день его Ангела на Малую Бронную. Неожиданно в его маленькой, похожей на троллейбус комнатке я увидел много гостей. Коли Емельянова почему-то не было. Иван Алексеевич посадил меня рядом с собой. Через некоторое время пришла Оксана, поздравила Ивана Алексеевича и что-то шепнула ему на ухо. Он просиял и вскоре шепнул мне: "Оксана крестилась!".

В 1961 году Коля окончил механико-математический факультет МГУ. Потом работал в Институте теоретической и экспериментальной физики, Физическом институте, Институте проблем управления АН СССР. В течение более тридцати лет являлся заведующим лабораторией банков данных Института системного анализа РАН.

В 1962-1964 годах он был ответственным секретарем молодежного клуба "Родина", в котором активно трудился, спасая от гибели еще оставшиеся православные храмы. Всю жизнь он вспоминал те годы, путешествия и усилия, направленные к спасению "памятников культуры". В течение десятков лет он каждый год водил большую ватагу детей в Радонеж, рассказывал о преподобном Сергии и о том, как вместе с товарищами очищал радонежский храм от навоза и мусора. Большое впечатление в те годы произвел на Колю замечательный архитектор Петр Дмитриевич Барановский, спасший храм Василия Блаженного от уничтожения (за что отбыл свой срок в лагерях).

Коля с юности особенно тянулся к Православию, но долгое время оставался некрещеным, т. к. сознавал себя не готовым. Уже крестилась его Оксана, были крещены двое детей, а он, давно уверовавший в Бога, все не решался. Наконец, в 1968 году близкий друг, Влад Свешников (так тогда именовался в кругу своих друзей нынешний доктор богословия -- протоиерей Владислав Свешников), уговорил Колю поехать в Закарпатье, в маленькое село Угольку, к известному старцу, ныне прославленному в лике святых, архимандриту Иову (Кундре). Отец Иов сразу по приезде 6 ноября 1968 года крестил Колю, оставив в его сердце благодарную память и любовь.

Вероятно, уже после этого мы с моим двоюродным братом, Сашей Салтыковым, как-то раз ехали в метро и о чем-то разговаривали, стоя в вагоне около дверей. Вдруг на какой-то остановке прямо к нам в вагон входит Коля Емельянов. Здороваемся. Он с места в карьер задает вопрос по поводу какого-то своего знакомого: "Что делать, если человек, не будучи крещеным, зашел в храм и причастился?". Удивительно, но я чуть ли не в этот самый день читал "Книгу правил", и там мне попался текст, в котором говорилось, что, если некрещеный человек вошел в храм во время литургии и причастился, не следует его наказывать или выгонять. Значит, Господь его призвал, и нужно его безотлагательно крестить. Было очевидно, что мне дано было прочесть это правило для того, чтобы сообщить его Коле. Коля обрадовался, и мы вскоре простились.

Коля любил потом рассказывать о крестившем его отце Иове и об отце Александре Ильине -- замечательном старом священнике, жившем в Великом Новгороде. Поездки к нему произвели на Колю огромное впечатление, а на меня такое впечатление производили его рассказы. Получилось, что Коля через много лет преставился ко Господу в день кончины отца Александра, 14 января.

В те времена было очень мало молодых людей, верящих в Бога, и, естественно, скоро выяснилось, что у нас были общие знакомые, но мы встречались только случайно. А к Ивану Алексеевичу я заходил регулярно. Его комнатка на Малой Бронной была почти пуста: кровать, маленький стол, стул, может быть, небольшой шкаф. Никакого уюта, чем-то напоминает ка*меру. Иван Алексеевич сидит на кровати, к которой придвинут стол, и читает, вернее, -- штудирует какую-нибудь святоотеческую книгу. На столе лежат пуговицы, и Иван Алексеевич передвигает их с одной стороны на другую, читая Иисусову молитву. Пуговицы заменяют ему четки. Он очень приветливо, тепло встречает, сажает на стул напротив себя и сразу начинает беседу. В этом общении не чувствуешь никакой дистанции, вся беседа -- "на равных". Он рассказывает о прочитанном, о своем впечатлении, иногда о каких-либо сомнениях. Это общение, беседы были мне очень дороги, так как являли глубокую веру, преданность Богу и духовному подвигу этого старца-страдальца. Несмотря на все пережитое, теперь, во время одинокой старости, в нем не было ни тени уныния, сохранялся живой, пытливый ум, замечательное чувство юмора. На старости лет я сейчас, конечно, лучше понимаю, как много было у него любви и с какой радостью он согревал своей любовью нас, немногих тогда молодых христиан.

Мы много говорили о святителе Игнатии (Брянчанинове), об отце Павле Флоренском и т. п. Иван Алексеевич в течение многих лет после освобождения исповедовался у отца Сергия (Савельева), ставшего потом архимандритом. Он очень почитал отца Сергия, но когда в своем чтении дошел до жизнеописания и трудов отца Иоанна Кронштадтского, то выяснилось, что отец Сергий отца Иоанна не почитает. Иван Алексеевич не смог смириться с таким разногласием и перестал исповедоваться у отца Сергия.

8 января 1969 года Иван Алексеевич скончался. Ему было 86 лет. Еще заранее он говорил, что испросил благословение на кремацию, так как его Зинаида Владимировна была кремирована и он хотел, чтобы его прах соединили с ее прахом. В какой-то день, может быть в сороковой, мы с Колей вместе были на кладбище в крематории рядом с Донским монастырем, где в колумбарии была поставлена урна Черданцевых. Помолившись, мы стали было расходиться, но Коля вдруг очень настойчиво стал меня просить зайти к нему домой: "мы тут близко живем". Я согласился.

Жили Емельяновы в Новых Черемушках, в маленькой двухкомнатной квартирке пятиэтажной "хрущобы". Дома были Оксана и маленькие Анечка и Алеша, которых я раньше не видел. Все было совсем просто и приветливо. Симпатичные детки мне очень понравились, и через некоторое время я принес им вырезанного лобзиком из фанеры и раскрашенного преподобного Серафима, кормящего под зеленой елкой медведя, выпросив эту композицию у знакомой православной старушки. Тогда и во сне не могло мне присниться, что через 10 лет эти детки станут моими первыми духовными чадами.

Как-то Коля Емельянов сказал мне, что думает, где лучше снять на лето дачу, чтобы быть поближе к храму. Я посоветовал Белорусскую железную дорогу, поближе к станции "Отрадное", где служит недавно рукоположенный отец Валериан Кречетов. Емельяновы поселились на "Пионерской" и подружились с отцом Валерианом, даже путешествовали на плоту вместе с его семьей...