Да, это воистину праздникъ свта и радости, праздникъ праздниковъ и 
торжество изъ торжествъ. Отчего же такое значенiе придано этому дню? Отчего слово 
церковнаго краснорчiя въ пснопнiяхъ богослужебныхъ, достигая высшаго и, 
можно сказать, единственнаго воодушевленiя и вдохновленiя, все-таки какъ бы истощается и 
чувствутъ себя безсильнымъ выразить все величiе радости? Отчего служба этого 
дня такъ торжественна и вмст проста, такъ радостна, что нтъ ни единаго 
человка въ мiр, врующаго или неврующаго, чтобы онъ, увидавъ ее, 
не тронулся сердцемъ? Отчего нын вся исполнишася свта: небо же и земля и преисподняя? 
Отчего именно народности православно-восточныя, повинуясь какому-то безсознательному 
влеченiю, общимъ голосомъ нарекли этотъ день торжествомъ изъ торжествъ, въ то время какъ 
на христiанскомъ Запад предпочтенiе отдается празднику Рождества Христова?
          Чтобы понять все величiе ныншняго всемiрнаго торжества, приведемъ одну историческую, 
весьма вразумительную параллель. Никто не станетъ отрицать, что жизнь христiанской Европы 
отмчена въ исторiи печатью особенной энергiи, бодрости и силы и оставила въ вкахъ минувшихъ 
рядъ величайшихъ побдъ человческаго генiя, касающихся ршитепьно всхъ областей жизни. 
Безпристрастный изслдователь, не отрицающiй значенiя религiи въ жизни людей вообще, не можеть 
поэтому отрицать значенiя и христiанства въ опредленiи и направленiи жизни хрнстiанской Европы. 
Ученiе христiанской религiи такъ глубоко проникаетъ собою вс формы этой жизни, что европеецъ, даже 
отказавшiйся теоретически отъ христiанства, тмъ не мене мыслить, живетъ, дйствуетъ въ семь, 
въ обществ и государств, какъ христiанинъ; въ этомъ случа, по мткому выраженiю Джона Стюарта 
Милля, случается то же, что мы видимъ вечеромъ, по заход солнца: оно зашло, но свтитъ отраженнымъ 
свтомъ... Что же въ содержании христiанства имло такое огромное влiянiе на жизнь его послдователей? 
Въ наше время нердкость встртить мннiе, что здсь все зависло отъ моральнаго ученiя Христа, которое 
и положило такой неизгладимый отпечатокъ на жизнь народовъ: разумемъ чудныя предписанiя любви, 
смиренiя, милосердiя и справедливости, заповди братства, духовнаго равенства людей и ихъ духовной 
свободы. Нердкость встртить мннiе, что это и есть не только главное, но исключительно цнное въ 
христiанств, все же прочее въ немъ будто бы не существенно и не важно. И вотъ фактъ Воскресенiя 
Христова разрушаетъ это одностороннее объясненiе.
          Есть далеко отъ насъ страна,- страна чудная, богатая естественными дарами, драгоцнная 
жемчужина мiра; съ незапамятныхъ временъ исторiи она густо населена народами- способными, 
духовно-одаренными и въ свое время имвшими огромное значенiе въ мiровой жизни. Гораздо раньше 
Iисуса Христа въ сред этихъ народностей, въ этомъ чудномъ кра, которому сказочная роскошь природы 
судила только долгiе вка расцвта, оживленiя и кипучей жизни, явился учитель, проповдывавшiй,- 
по признанiю современныхъ ученыхъ,- высокое нравственное ученiе. Его слова такъ были непохожи на 
воззрнiя самыхъ образованныхъ народовъ древности, что могли казаться какъ бы чудною блою лилiей, 
выросшею на грязномъ болот. Въ вкъ жестокостей, насилiй и несправедливости, въ вкъ господства 
одной грубой физической силы онъ проповдывалъ покорность, милосердiе, смиренiе; онъ предписывалъ 
любовь, терпнiе ц прощенiе обидь. Глубоко онъ проникся скорбью мiра... Будучи богатымъ, добровольно 
онъ сдлался бднякомъ; будучи правителемъ, захотлъ онъ обратиться въ невольника, чтобы спасти 
своихь братьевъ. Это былъ Будда, основатель религiи, носящей его имя. 
          И, однако, что произвело его ученiе везд, гд только оно было принято?
          Потерю энергiи, утрату надежды, какое-то неистребимое желанiе уничтоженiя, медленное 
самоубiйство и самое страшное рабство, которое когда-либо тяготло надъ человчествомъ. Точно дыханiе 
смерти пронеслось надъ всею страною и обратило ее въ огромное духовное кладбище; подъ влiянiемъ 
ученiя Будды, какъ это ни странно, остановилась и замерла жизнь сотенъ миллiоновъ людей, обитавшихъ въ 
прекрасномъ кра, который могъ общать безграничный расцвтъ силъ и способностей богато одаренному 
племени. Гд причина такого удивительнаго явленiя? Отчего такая страшная роковая печать мертвенности?
          Оттого, что ученiю этому недоставало истинно-религiозной основы и высшаго Божественнаго авторитета; 
оттого, что мораль его не основывалась ни на какой догм; оттого, наконецъ, что ему недоставало слова, 
объясняющаго зло, недоставало и слова побды надъ зломъ. А послднее зло - есть смерть; если не побждена 
смерть, если она царствуеть во всей сил, если она есть единственный и неумолимый владыка жизни,- то 
не остается уже мста ни бодрости, ни радости. Къ чему энергiя? Зачмъ трудъ? Зачмъ борьба? Впереди 
смерть, конецъ всего, потеря сознанiя навки... Самый мiръ и земная жизнь есть миражъ и обманъ, нелпое и 
лживое сновиднье... Такъ было въ буддизм: его окончательнымъ словомъ было уничтоженiе въ смерти, а 
не жизнь въ воскресенiи.
          Недоставало, значить, всей высокой моральной систем одного слова: воскресенiе.
          Приведемъ замчательный и характерный разсказъ, который мы находимъ въ одномъ изъ литературныхъ, 
памятниковъ буддизма.
          Молодой человкъ по имени Пурна, горячiй неофитъ буддизма, ршается идти 
проповдывать новую вру дикимъ народамъ. Отправляясь въ путь, онъ ведетъ такую бесду со своимъ 
учителемъ въ вр:
          - Жители Хронопаранта, въ который ты идешь,- говорить учитель, - вспыльчивы, жестоки, бшены и наглы. 
Что, если эти люди, о, Пурна, встртять тебя злыми, грубыми и наглыми словами? Что, если они придутъ въ 
ярость и оскорбять тебя?
          - Если жители Хронопаранта,- отвчаетъ Пурна,- обратятся ко мн съ такими словами, придутъ въ ярость 
противъ меня и оскорбятъ меня, то я подумаю: значить, эти люди добры и кротки, когда они не поднимаютъ на 
меня рукъ и не бросаютъ въ меня камнями.
          - Но если жители Хронопаранта поднимутъ на тебя руки и возьмутся за каменья, тогда что подумаешь ты 
о нихъ?
          - Я подумаю: значить, они добры и кротки, когда они не трогаютъ меня ни жезломъ, ни мечемъ.
          - Но если... тогда что подумаешь о нихъ?
          - И тогда подумаю, что они добры и кротки, потому что не лишаютъ меня совершенно жизни.
          - Но если бы твоя жизнь была въ полной опасности отъ нихъ, что тогда подумалъ бы ты?
          - Я подумалъ бы: все-таки эти люди добры и кротки, освобождая меня съ такою легкою скорбiю отъ этого 
тла, исполненного нечистоты.
          - Хорошо, Пурна; ты благочестивъ; съ такимъ совершеннымъ терпнiемъ ты можешь идти въ страну 
Хронопаранта. Иди, Пурна; освобожденный, освобождай; достигшiй другого берега, помогай достигнуть его 
другимъ; утшенный, утшай; достигшiй нирваны, веди къ ней и другихъ1).
          Неправда ли, нельзя отказать молодому миссiонеру и въ любви къ людямъ, и въ терпнiи, и въ 
самоотверженiи? Но что же онъ несетъ своимъ слушателямъ? Только одно убжденiе, что жизнь есть бремя, а 
смерть и нирвана, небытiе и потеря сознанiя есть счастье; что небытiе - выше бытiя. И мысль буддизма была 
по-своему и права, и послдовательна, потому что впереди жизни стоить смерть, тайну которой могь изъяснить 
только Богъ воплощенный, и Онъ только одинъ могь указать, что за смертью будетъ жизнь. Эта жизнь и указана 
въ христiанств и основывается она на воскресенiи Христа.
          Воскресенiе Христа есть фактъ; безъ него все христiанство падаетъ и какъ религiя, и какъ мораль. Ибо 
если бы Христосъ не воскресъ, если бы Каiафа быль правымъ, и Иродъ и Пилатъ мудрыми, то мiръ оказался 
бы безсмыслицею, царствомъ зла, обмана и смерти 2). Дло шло не о прекращении чьей-то жизни, а о томъ, 
прекратится ли истинная жизнь въ ея полномъ воплощенiи, жизнь Совершеннаго Праведника. Если бы такая             
жизнь не могла одолть врага, то какая же оставалась надежда въ будущемъ? Если бы Христосъ не воскресъ, 
то кто бы могь воскреснуть?
          Но Онъ воскресъ - и разрушена страшная тайна смерти; мало того, по выразительному слову апостола, 
"послднiй врагь упраздненъ - смерть". За смертью видна жизнь, видно небо, видно безконечное общенiе съ 
Богомъ: и добро оказалось побдоноснымъ, и унынiе удалено изъ сердецъ врующихъ навки, и жизнь 
человка стала полна смысла. Все ясно; зло не побдитъ и не побдило добра: можно жить, можно трудиться, 
можно и должно слдовать за Тмъ, Кто побдилъ зло - смерть, Кто сущимъ во гробхъ животъ даровалъ. И 
можно другимъ проповдывать Его ученiе, потому что это значить - давать имъ жизнь, а не смерть, какъ въ 
буддизм. Оттого бодрить, живить, поднимаетъ духь этоть нраздникъ праздниковъ; оттого столько бодрости въ 
христiанскихъ народахъ и столько духовной мощи въ ихь жизни; оттого нын вся исполнишася свта - небо же и 
земля и преисподняя. Но это потому, что Христосъ воистину воскресъ. Отнимите у христианства фактъ Христова 
воскресенiя, и вы отнимете у него все: мораль христiанская, какъ она ни высока, одна сама но себ останется и 
безпочвенною, и безплодною, какъ въ буддизм, и не спасетъ человчества отъ разъдающаго пессимизма. 
Сердцемъ позналъ это врующiй народъ, и поэтому такъ радостенъ онъ въ ныншнiй праздникъ. Да, это 
воистину торжество изъ торжествъ, праздникъ свта, радости и бодрости душевной, ибо