Места проживания
Ярославская губ., г.Ростов 
Год начала 1929 
По благословению архиепископа Варлаама (Ряшенцева) сестры обители выехала в Туркестан
Туркестан (Казахстан), г.Алма-Ата 
Год окончания 1936 
Из воспоминаний матушки Надежды:
      "Шел 1931 год. Валентина Сергеевна стала сильно болеть и с каждым днем
      слабеть... 19 июля в субботу после Всенощной Валентина Сергеевна тихо
      отошла ко Господу".

Матушка Надежда болела туберкулезом.
Из ее воспоминаний:
     "Приехал в ссылку тибетский врач-травник. Фрося стала спрашивать, в чем он
      нуждается, а он отвечал, что ничего ему не надо, все есть..., назвал себя
      "врач Хаджи-Мурат", а сам русский, православный. Пригласил нас к себе на обед.
      Фрося сказала ему, что я болею туберкулезом легких, каждую весну и осень
      кровью харкаю, а наш фельдшер удивляется, как это я живу, когда должна умереть.
      На это "Хаджи-Мурат" сказал: "Я тебя вылечу,... нужно выпить два лекарства.
      Один литр стоит 50 рублей.". Я говорю: "Такое дорогое лекарство я не могу
      купить". — "А я с тебя и не возьму". Но я все равно отказалась. Тогда он
      сказал мне, что я грешу: Бог посылает врача, а я не принимаю. Так он
      заставил согласиться, и вылечил меня совершенно. Фросе обещал платить 50 рублей
      на ссыльных, а к Пасхе дал сразу 200 рублей устроить им разговенье...
      В 1933г. умерла моя мама. Мне сообщили после 40 дней. Мы с Фросей поехали
      в Москву, побыли на могилке. Потом поехали на Пионерскую к схиигумении Фамари,
      которая вернулась из ссылки. Она нас просила на обратном пути в Туркестан
      завезти посылку митрополиту Кириллу (Смирнову), который от нас жил в двух часах
      езды поездом. Вернувшись домой, мы отправились к нему, передали посылочку,
      но т.к. обратного поезда не было, Владыка нас оставил ночевать. Уложил
      нас у монахини Евдокии, и сам укрыл нас рясой. Мы стали просить Владыку
      нас исповедовать и причастить, но он, узнав, что мы Сергиевой церкви,
      отказал в исповеди. За вечерним чаем он спросил, почему заикается сестра
      Евфросиния. Она ответила, что стала заикаться после летаргического сна.
      Владыка просил рассказать сон. Фрося поручила мне. Во время рассказа Владыка
      плакал, а вечером нас исповедал. Мы ему говорили, что идем, куда наш
      духовный отец Митрофан ведет. Владыка ответил:
            "Идите, идите за ним, я его знаю. Он великий человек".
      Утром Владыка нас причастил и приглашал еще приехать...
      Готовила матушка Евдокия на керосинке, а керосин очень трудно было доставать.
      База керосиновая была здесь. Я работала в Туркестане от этой базы и просила
      своего директора-татарина разрешить им брать керосин с базы. Он разрешил
      отпускать им каждый месяц.
      Второй раз мы приехали к Владыке постом. Пели с ним канон: он и Фрося баском,
      а я уж чуть подпевала: "Господи, прежде даже до конца не погибну...".
      Причастились, на другой день уехали.
      Летом, ко дню прп.Онуфрия мы послали Владыке иконочку прп.Онуфрия, которую
      написал нам ссыльный художник, но в ответ получили печальное письмо от матушки
      Евдокии: Владыку увезли в новую ссылку в день прп.Онуфрия, 12 июня, когда
      он получил иконочку.
      Мы продолжали жить в Туркестане. Я работала и получала хорошую зарплату,
      обувь и материал, а дома шили одеяла.
      Ходили в храм в своей форме обительской, пели в хоре.
      Но вот церковь закрыли, и мы стали хлопотать с церковной старостой об открытии
      церкви. Ездили в Ташкент к архиепископу Борису, он принял нас очень
      хорошо и обещал помочь. Позже он писал нам, что мешает священник "красной"
      церкви. Старосту, женщину 60 лет, арестовали и расстреляли...
      Фрося как-то приходит и дает мне открытку с видом парка и длинной дорожки с
      надписью "Дорожка" и говорит: "Поедем в Москву". Так неожиданно мы с ней
      уехали в Москву в 1938г."